слова обманут, уведут. я не хочу говорить, я хочу говорить меньше. я хочу сказать: “мне нечего говорить.” я хочу сказать: “мне не о чем говорить.” я хочу сказать: “раскалённое чувство, вылитое в остывшее действие имеет смысл.” прочитанное роет яму, сказанное её зарывает. ответы скрыты в ночном небе, но не в буквах, станком прессующих эти бессмысленные предложения. достаточно перевести взгляд и эти печатные страницы разлетятся по ветру. будто ты и знал правду, но важным итогом стал выбор полета этих многозадачных страниц, как лебединая стая, броско рассекающая небо, где ты мог, рисуя рукой узор, вот-вот прикоснуться к белому овалу головы, но к которому отныне нет доступа. всё осталось в памяти. “silentium est aureum.”

скоротечность хватает за горло своей серой лапой, и ты ощущаешь её пальцы не как то, что уйдёшь ты, а как то, что поникнет всё, что ты любишь и когда-либо любил. принять это? эта жизнь не всё, что есть, и она не всё, что будет. каждую весну зацветут цветы. они всегда прекрасны, несмотря ни на что. посмотри на их стебли, они вырастают посреди умерщвления и хаоса.

думаю, также стоит добавить тот факт, что в том самом видеосалоне я впервые увидел “Чужие” (1986) Д.Кэмерона, и эта фантастическая киновселенная до сих пор является самой излюбленной мною.

купил сегодня цифровую копию “Quake II”, и она сдула пыль с воспоминаний. когда-то также приобрел этот диск на PS1 и вскоре пришел с ним в видеосалон. этой игры там не было и управляющий долго уговаривал меня поменять эту вещь на что-то, что было у него в наличии, и я поменял, на ралли “Gran Turismo”.

видеосалон с тремя - пятью приставками (Dendy, Sega, PS1), видеомагнитофон, небольшой черный телевизор Sony, притушенный свет. мужики, пацаны, играющие, стоящие, смотрящие, большие стеклянные окна, рядом тир, импровизированно оборудованный в старом, выкрашенном в синий автобусе, отверстия от огнестрела со стороны целей. золотые перстни, плакат Iron Maiden, которых слушаю до сих пор. родители, безмятежность, 1997-й год. несмотря ни на что это лучшее время. “Quake II” снова вернулся ко мне.

я становлюсь живой, ходячей, пульсирующей памятью.

Говорят, что Дух присматривается ко всем людям. На то, как они живут, как общаются друг с другом, с Природой, с самими собой. Если человек вызывает интерес у Духа, он начинает присматриваться к нему. Если человеку удается поддерживать интерес Духа, тот подбирается к человеку еще ближе, наблюдая за ним. Если своей жизнью человек может приманить Духа совсем близко, наступает момент, когда Дух заглядывает в самого человека. Если он видит, что человек живет с Душой, он начинает выражаться через него. Так человек обретает Силу Духа. Так он обретает Союзника…

Алтайская сказка

“берега любимых нами.” моя тоска — память отшельника. оранжевая лава извергается на голову.

письмо изнемогает по мысли. мысль же требует подотчетности у письма, изначально требуя её у пальцев. но пальцы лишь изводящий узоры инструмент. кисти рук только курок у чистого листа. только чистый лист без грамма чернила правдив и абсолютен, потому как на нём может быть всё, что только можно представить.

черный обелиск на небе, скукожившись, проглатывает человека. и больше нет тебя под ним, и больше никогда не будет, здесь. осталось фото радужное, осталась жизнь в острых квадратах, улыбка на лице. не говорю прощай тебе, я говорю увидимся. когда умолкнет всё и вещи превратятся в пепел, будем смотреть мы на него, и в небе, не проронив ни слова, в последнем вздохе, что есть силы оттолкнёмся от пустот, лишь долететь бы к берегам любимых нами. там эта встреча, объятья знание и поцелуй щеки, те, что горели ярким пламенем в груди при жизни уже не помнят тела бренного земной её печати.

разве я могу страдать об умирающей Звезде? о чём же боле я могу страдать?

„Глаза их полны заката, сердца их полны рассвета.“

Бродский

прочность, за которую я пытаюсь зацепиться - выемки, крюки, лишь слабости. правильный путь только белые стены. белые стены я могу видеть и облокотиться о них.

потеря и приобретение. потеря и приобретение в этом случае срастаются где-то в точке Х и смешиваются с этим ускоренным сердцебиением, и смешиваются с этим вопиющим внутренним декадансом, жаждущим пещерного лаза изнутри наружу.

мой мозг защищён черепом, сердце рёбрами, а душа разумом. если ты спрашиваешь: “для чего нужна защита?” слово “защищён” уже взаимозаменяемо на “обременён”. ещё раз принятие. если бы эти планеты имели дух, они бы сходили с орбиты и искали вакцину.

люди – это страх, люди – это неожиданность. люди – это убийство. мы никогда не приблизимся к природе, потому что мы не её часть. жёлтая сморщенность некогда зелёного листа лаконична, морская волна, съедающая с ходом времени берег лаконична, в конце концов Земля, что когда-то погибнет тоже лаконична. я знаю, что если человек имел бы этот Вселенский, большой разум, он побоялся бы наступить на муравья, боясь лишить его неприкосновенной возможности пройти этот путь от начала до конца. истина в сердце, и она непровозглашаема. я стал старше ещё на один год.

“Quod licet Iovi, non licet bovi.”

колющая боль в голове – вечно потрясывающийся маятник. юность моя не нашла выхода из этой жизни, но всё же я скучаю.

нет ни справедливости, ни несправедливости. нет иллюзий и прежней мечты. всё уйдет в землю и станет влажностью. как это принять? не думать об этом. целовать детей, видеть их улыбки. бесконечная даль, смысловость, до которой можно дотянуться рукой.

любовь – антидот от мирской грязи и пыли. любовь – бесконечность в конечном, телесном обличие.

я познакомился с чувством, что вызывало у некоторых читаемых мною писателей желание не оставлять после себя никакого следа. правда заключается в том, что не существует никакого смысла.

только знание и уход. только лишь познать и уйти. мне претят любые правила и мелкая суета. я не люблю тьму за сокрытие. я не люблю солнце за невозможность вечного света.

“Тому, кто винит других, предстоит длинная дорога. Тот, кто винит себя, уже прошёл половину пути. Тот, кто не винит никого, дошёл до конца.”

— Герман Гессе

слова без ответа имеют силу неподтвержденности сказанного.