Уехала!

Как молоток влетело в голову отточенное слово, вколочено напропалую! – Задержите! Караул! Не попрощался. В Кодж оры! - Бегу по шпалам, Кричу и падаю под ветер. Все поезда проносятся над онемелым переносьем…

Ты отделилась от вокзала, покорно сникли семафоры. Гудел трепыхался поезд, горлом прорезывая стальной воздух. В ознобе не попадали зуб-на-зуб шпалы.

Петлей угарной - ветер замахал. А я глядел нарядно-катафальный в галстуке… И вдруг - вдогонку: – Стой! Схватите! Она совсем уехала? -

Над лесом рвутся силуэты, а я - в колодезь, к швабрам, барахтаться в холодной одиночке, где сырость с ночью спят в обнимку,

Ты на Кавказец профуфирила в экспрессе и скоро выйдешь замуж, меня ж - к мокрицам, где костоломный осьмизуб настежь прощелкнет…

Умчался… Уездный гвоздь - в селезенку! И все ж - живу! Уж третью пятидневку в слякоть и в стужу – ничего, привыкаю - хожу на службу и даже ежедневно что-то дряблое обедаю с кислой капусткой. Имени ее не произношу. Живу молчальником. Стиснув виски, стараюсь выполнить предотъездное обещание. Да… так спокойнее - анемильником… Занафталиненный медикаментами доктор двенадцатью щипцами сделал мне аборт памяти…

Меня зажало в люк. Я кувыркаюсь без памяти, Стучу о камень, Знаю - не вынырну! На мокрые доски молчалкою - плюх!..

— Алексей Крученых